Треск, хруст, щелк! И Кармоди оказался в другом месте.
Хушш! Крруш! Крроу! И вот мы попали куда-то, но кто знает, куда, когда и на какую Землю? Будьте уверены, только не Кармоди, который оказался в городе, очень похожем на Нью-Йорк. В очень похожем, но в том ли?
– Это тот Нью-Йорк? – спросил себя Кармоди.
– А черт его знает! – ответил кто-то.
– Это был риторический вопрос, – сказал Кармоди.
– Я знаю, – ответил голос. – Но поскольку я изучал риторику, я и отозвался.
Кармоди огляделся и сообразил, что голос исходит из большого черного зонтика, который он держит в левой руке. Он спросил:
– Это ты, Приз?
– Конечно, я. А ты что подумал? Разве я должен быть похож на шотландского пони?
– А где ты был раньше, когда меня пичкали в этом образцовом городе?
– В отпуске. В кратковременном, но заслуженном отпуске, – проговорил Приз. – И ты не имеешь права на это жаловаться. Отпуска оговорены в соглашении между Объединением Призов Галактики и Лигой Реципиентов.
– Я и не жалуюсь, – возразил Кармоди. – Я просто так... А, неважно... Вот что: это место – точь-в-точь моя Земля! Точь-в-точь Нью-Йорк!
Вокруг был город. Потоки машин и людей. Неоновые вспышки вывесок. Полно театров, полно киосков, полно народу. Полно магазинов с объявлениями о дешевой распродаже по случаю банкротства. Полно ресторанов – самые большие назывались «Северянин», «Южанин», «Восточник», «Западник», и во всех – фирменные бифштексы и картофельная соломка. Кроме того, еще «Северовосточник», «Югозападник», «Востокосеверовосточник» и «Западносеверозападник». Кинотеатр на той стороне улицы анонсировал «Апокриф» («Грандиозней, красочней и увлекательней, чем Библия!!! Сто тысяч статистов!»). Рядом была дискотека «Омфала», где выступала фольк-рок-группа по имени «Говнюки». И девчонки-подростки в платьицах мидллесс танцевали там под хриплую музыку.
– Вот это жизнь! – воскликнул Кармоди, облизывая губы.
– Я слышу только звон монет в кассе, – заметил Приз тоном моралиста.
– Не будь ханжой, – сказал Кармоди. – Кажется, я дома.
– Надеюсь, что нет, – возразил Приз. – Это место действует мне на нервы. Присмотрись как следует. Помни, что сходство – не тождество.
Но Кармоди же видел, что это – угол Бродвея и 50-й улицы! Вот и вход в метро – прямо перед ним! Да, он дома! И он поспешил вниз по лестнице. Все было знакомо, радовало и печалило одновременно. Мраморные стены гноились сыростью. Блестящий монорельс, выходя из одного тоннеля, исчезал в другом...
– Ох! – воскликнул Кармоди.
– В чем дело? – спросил Приз.
– Ни в чем... Я передумал. Пожалуй, лучше пройтись по улице.
Кармоди поспешно повернул назад – к светлому прямоугольнику неба. Но дорогу преградила откуда-то взявшаяся толпа. Кармоди стал проталкиваться сквозь нее к выходу, а толпа тащила его назад. Мокрые стены метро вздрогнули и начали судорожно пульсировать. Сверкающий монорельс соскочил со стоек и потянулся к нему, будто бронзовое змеиное жало. Кармоди побежал, опрокидывая встречных, но они тут же вставали на ноги, словно игрушки-неваляшки. Мраморный пол сделался мягким и липким. Ноги Кармоди увязли, люди сомкнулись вокруг него, а монорельс навис над головой.
– Сизрайт! – завопил Кармоди. – Заберите меня отсюда!
– И меня! – пискнул Приз.
– И меня! – завизжал хищник, ибо он искусно притворился подземкой, в пасть которой так неосторожно влез Кармоди.
– Сизрайт!
И ничего! Все осталось, как было, и Кармоди с ужасом подумал, что Сизрайт мог отлучиться: вышел пообедать или же в уборную или заговорился по телефону. Голубой прямоугольник неба становился все меньше, выход как бы запирался. Фигуры вокруг потеряли сходство с людьми. Стены сделались пурпурно-красными, вздулись, напряглись и начали сдвигаться. Гибкий монорельс жадно обвился вокруг ног Кармоди. Из утробы хищника послышалось урчание, обильно пошла слюна. (Давно известно, что все кармодиеды неопрятны, как свиньи, и совершенно не умеют вести себя за столом.)
– Помогите! – продолжал вопить Кармоди. Желудочный сок уже разъедал подметки.
– Сизрайт, помогите!
– Помогите, помогите ему! – зарыдал Приз. – Или же, если это слишком трудно, помогите хотя бы мне. Вытащите меня отсюда, и я дам объявления во все ведущие газеты, созову комитеты, организую группы действия, выйду на улицы с плакатами, все сделаю для того, чтобы убедить мир, что Кармоди не должен остаться неотмщенным! И в дальнейшем я посвящу себя...
– Кончай болтать! – сказал голос Сизрайта. – Стыдно! Что касается вас, Кармоди, вы должны думать, прежде чем лезть в пасть своего пожирателя. Моя контора создана не для того, чтобы вытаскивать вас всякий раз из петли в последний миг!
– Но сейчас-то вы меня спасете? Спасете, да? – умолял Кармоди. – Спасете? Спасете?
– Это уже сделано, – сказал Сизрайт.
И когда Кармоди огляделся, он понял, что это действительно уже сделано.
На этот раз Сизрайт, должно быть, неважно справился с перемещением. Только после длительной паузы Кармоди оказался в другом, очень похожем на Нью-Йорк городе, на заднем сиденье такси и на середине разговора с водителем.
– Чего сказал-та? – спросил тот.
– А ничего, – ответил Кармоди.
– А мне казалось, сказал-та. А я сказал: та. А я сказал, та новая махина – это Фламмарион.
– Знаю, – услышал свой голос Кармоди. – Я помогал его строить.
– Да ну? Ну и работенка! А сейчас уже кончили?
– Да, – ответил Кармоди. Он вынул сигарету изо рта и удивленно нахмурился. – С этими сигаретами я тоже покончил.
Он потряс головой и выбросил окурок за окно. Слова эти и действия были естественны для одной части его «я» (активного Кармоди), в то время как другая (рефлективное «я») наблюдала сама за собой с некоторым удивлением.